25 февраля 2025 года, публикация «El Espectador»
В нашем распоряжении экономическая и политическая власть, сотни людей с солидным академическим образованием, длинными резюме, высокооплачиваемыми должностями, обладающими бесчисленным количеством почетных званий, и мы не смогли заставить мир функционировать так, чтобы в нем царило сострадание и уважение к живым существам. Мы проводим массовые конгрессы, чтобы услышать самых образованных, самых знаменитых людей всех времен и народов… Но я не помню, чтобы меня вызывали на форум, который бы проводился детьми, больными, заключенными, бедными или стариками. Мы не привыкли взаимодействовать с теми, кого действительно должны услышать. А когда крестьяне, афроамериканцы или коренные жители пытаются рассказать о боли и силе своего сообщества, им угрожают, преследуют и многих из них убивают.
Если вместо того, чтобы заполнять книжные полки тяжеловесными трудами и теоретическими исследованиями, проводимыми промышленными инженерами, беспринципными экономистами и учеными, более одержимыми академическими достижениями, чем человеческой природой, спросить у страждущих людей, что бы они сделали, чтобы избежать, например, исключения детей из школ, закрытия больниц или насилия на их территориях. Во многих случаях не дипломированные специалисты, а самые обездоленные люди, с иссушенными руками и в старых ботинках, знают правду лучше всех: правду, которая причиняет боль каждый день и каждую ночь в приемном покое больницы, на ранчо, разрушенном бомбардировкой, в съемной комнате, где есть только матрас, изображение Святого Духа и его отражение в воде, которой хватит лишь на следующий день.
Почему, например, на форумах по вопросам жестокого обращения с детьми мы слушаем только экспертов, а не самих детей? И, конечно, речь идет не о том, чтобы сделать их жертвой, а лишь о том, чтобы вернуть им право голоса, которого их никогда не должны были лишать.
Часто мы боимся вступать в контакт, вовлекаться, показывать и видеть себя такими, какие мы есть, а не такими, какими нам диктует быть политкорректность. Броня защищает, но я бы предпочла обнажить свою неидельность, чем чувствовать холод доспехов.
Нам нужно услышать жизнь такой, какая она есть; чтобы голос бедняков не звучал как статистика; чтобы бездомные рассказали о нищете, о голоде, который они испытывают; о той ночи, когда они использовали газету вместо одеяла, и как полицейский заставил их убраться со скамейки в парке из-за жалоб соседей… И пусть наконец в огромных залах коренные жители смогут заявить, что они ни в чем невиноваты, и что они, те, кто считает раны джунглей своими, и если бы не миллионы алчных захватчиков, они выращивали бы сахарный тростник и не жили бы в пустынных резервациях, у них не было ни страхов, ни шрамов от огнестрельного оружия.
На протяжении веков вся наша ответственность сводилась к написанию сухих сборников решений несколькими скучающими людьми. Редко (а может быть и никогда) мы спрашиваем прохожего за окном, чтобы ненароком его не запачкать, что бы он сделал, чтобы смыть грязь со своей души.
Очень немногие спрашивают детей, чему и как они хотели бы научиться, какие истории о мире они хотели бы узнать или с чего начиналась бы история, которую они могли бы написать. И почти никто не спрашивает пациентов, как они представляют себе ту больницу, где, помимо обычного лечения, их исцелят от печали.
Мы не задаем правильных вопросов, и не спрашиваем тех, кого должны были бы спросить. Это сделало бы нас более уязвимыми, но и более человечными, и — тогда — это бы того стоило.