Термин «мультикультурализм» стал известен в немецкоязычных странах в начале 90-х годов и с тех пор преобладает в дискурсах современных иммигрантских сообществ. Его политический и социальный смысл направлен на обеспечение мирного сосуществования различных культур в рамках одного общества. Хотя цель преследуется благородная, концепция является слишком поляризованной и требует критического анализа с учетом сегодняшних реалий. Переосмысление давно назрело.

Автор: Сара Острихарчик

Тем более, что новые концепции уже существуют. Так, Вольфганг Вельш в 1995 году выдвинул идею «транскультурности» как альтернативного понимания культуры, сфокусированного на взаимосвязанности и неоднородности культур. Мультикультурализм, же, основан на традиционном представлении о том, что культуры связаны национальными государствами, географическим положением и родным языком. Таким образом, культурное разнообразие возникает в результате сосуществования однородных и, следовательно, замкнутых в себе отдельных культур. Даже если парадигма мультикультурализма ищет возможности для уважительного, мирного, толерантного взаимодействия между культурами, Вельш признает фундаментальную неэффективность этой концепции, также как и межкультурной. Он считает, что описание культур как ограниченных сообществ неверно и устарело.

Природа современных обществ в мире взаимопроницаема и  транскультурна. Мы живем в сетевом пространстве которое «стирает» границы между нами. Глобальная экономическая взаимосвязь, цифровые сети, миграционные потоки, культурные взаимозависимости формируют наше настоящее. Многообразие, таким образом, становится результатом процессов культурного обмена и проявляется не в сосуществующей, а в гибридной множественности. Для этого часто бывает достаточно посмотреть на происхождение собственного имени и фамилии. Гибридная идентификация особенно очевидна в случае людей с миграционным прошлым, поскольку единая конкретная культурная принадлежность представляется невозможной из-за степени этнического разнообразия, с которым они вступают в контакт и идентифицируют себя в ходе своей социализации. Поскольку транскультурность, в отличие от мультикультурализма, учитывает неоднородность  культур, это делает данный подход более инклюзивным.

Коллективный когнитивный диссонанс

Образ закрытых национальных культур, на котором основан мультикультурализм, не соответствует нашей жизненной реальности. Тем не менее, принцип мультикультурности во многих странах выступает в качестве доминирующей концепции: не только просмотр популярных СМИ свидетельствует о его распространенности, но также и то, что партии провозглашают его в качестве своего политического требования (см. bpb), поскольку они придерживаются данной парадигмы. Следует отметить, что поиск понятия „транскультурность“ в орфографическом словаре немецкого языка «Duden» и, например, в политическом определении слов Федерального центра политического образования не дает результатов. В обоих случаях можно найти только лемму „мультикультурность“ / „мультикультурализм».

Тот факт, что альтернативные, современные культурные модели не нашли заметного отражения в коллективном сознании, свидетельствует о том, что в данном случае мы сталкиваемся с глобализацией и обусловленным ею космополитизмом без должно сформированного мировоззрения. Говоря словами Мартина Буркхардта, мы находимся в состоянии когнитивного диссонанса.

Мы с радостью принимаем возможности сетевого, безграничного мира. Через социальные сети делимся своим мнением, опытом, деталями повседневного быта, путешествиями или образом жизни. В сетевом обществе мы ведем себя как транскультурные индивидуумы в терминологии Буркхардта. Момент растворения границ особенно привлекателен, когда мы контролируем его: мы можем сами решать, когда и каким контентом делиться с остальным миром; передвигаться по другим странам так, как нам удобно, а иностранное является источником очарования.

Однако у обмена такого рода есть свои пределы. Особенно, когда чужеродное перемещается свободно и тем самым бесконтрольно в нашем пространстве. Грань между «благоговением» и «ужасом» очень тонка. Для контроля над ситуацией используются такие термины, как «гастарбайтер» или «доминирующая культура», которые обеспечивают точное распределение ролей: принимающая сторона обладает правами хозяина и принимает решения о приеме и сроках пребывания. Представители других культур вынуждены принимать доминирующую культуру, и ей соответствовать. Иными словами, оба термина используются для установления иерархии с целью контроля над иноземным.

Даже если мультикультурализм и идея доминирующей культуры рассматриваются как противоположные концепции, у них, тем не менее, есть общая основа: сепаратистское понимание культуры. Это означает, что мультикультурный подход заводит общественные дискуссии и коллективное восприятие в тупик.

Этика знания

Мы не можем избежать сетевого общества. Скорее, в ближайшие десятилетия ожидаются масштабные перемещения и демаркация границ: по оценкам Всемирного банка, к 2050 году до 143 миллионов человек могут оказаться вынужденными покинуть свои дома, поскольку изменение климата окажет разрушительное воздействие на их среду обитания. Это также увеличивает риск обострения существующих конфликтов и возникновения новых (см. «Всемирная помощь голодающим»).

Мы уже разрабатываем решения на многих уровнях, чтобы справиться с глобальными проблемами. Но речь также идет об изменении нашего мышления в долгосрочной перспективе, уменьшении когнитивного диссонанса и, в конечном итоге, об адаптации к дальнейшему размыванию границ в интересах общего блага. В условиях изменения климата жизненное пространство становится ограниченным ресурсом. Поэтому интерпретационные концепции, способствующие возникновению культурных барьеров в нашем сознании, могут стать фатальной разрушительной силой.

В связи с этим знания и доступные нам интеллектуальные ресурсы приобретают этическое значение. Это означает, что мы должны взять на себя ответственность за коллективные системы толкования, переосмыслить их и адаптировать к нашим реальным потребностям. Миранда Фрикер в своей работе «Эпистемическая несправедливость. Сила и этика знания» убедительно демонстрирует, как герменевтические пробелы, т.е. отсутствие понятий, мешают нам осмысленно интерпретировать опыт и даже поступать справедливо. На факт преследования можно было адекватно реагировать, то есть в рамках уголовного права, только с того момента, как он был признан преступлением, что создало соответствующую систему интерпретации и в конечном итоге заполнило правовую пустоту. Таким образом, у жертв появилась система координат, которой раньше не было, чтобы заявить о несправедливости, от которой они пострадали.

Это говорит не только о потенциале, но и о силе, присущей введению определенных терминов в качестве коллективного ресурса для интерпретации. Переход от чисто описательного, лингвистического уровня к оценке наших реальных действий становится очевидным; мы буквально «вершим справедливость» по отношению к окружающей среде и, в конечном счете, к нашим близким. По мнению Фрикер, определенные социальные институты и сферы, такие как политика, журналистика или наука, играют центральную роль в формировании систем интерпретаций в коллективном сознании. Например, такие справочные издания, как словарь «Duden», кодифицируют, стандартизируют и вводят в практику использование языковых понятий. Являясь институциональным ресурсом интерпретации, они служат обществу коллективным источником и, таким образом, влияют на слова, которые мы используем для описания нашего мира.

Транскультурное понимание обладает потенциалом для преодоления культурных барьеров в нашем сознании, для осмысленного понимания будущего опыта размывания границ и справедливого и гуманного отношения к нашему миру и культурной динамике. Для этого нам как обществу необходимо взять на себя ответственность и заполнить необходимые понятийные пробелы. Ведь на карту поставлено будущее, построенное на уважении и мирном сосуществовании. Закрепление концепции транскультурности в системы толкования в коллективном сознании — это не только общечеловеческая, но и глубоко этическая цель.

 

Сара Острихарчик
родилась в 1990 году в Лемго, изучала литературу и культурологию со специализацией в области романистики (степень магистра), особенно интересуется условиями культурных процессов и практик, а также дискурсивными образованиями знаний.